В настоящий момент не делать магические пассы руками, а именно решать проблемы из разряда «муж изменяет, скучно жить, не проходящая экзема, я одинок, я всего боюсь и т.д.», принято у психотерапевта или психолога. Становятся понятными причины переживаний и конфликтов, недейственные (но всякий раз применяемые нами) способы справляться с этими причинами, начинаешь уважать себя за правильные собственные выборы и избавляться от самоедства, не поддаешься более на манипуляции родственников, перестаешь повторять детские травмы, о которых сам то уже и не помнишь, но которые заставляют жить как-то болезненно и бегать по любимым граблям десятилетней давности.

Да, во время психотерапии ты обогащаешься внутренне и твой психический мир становится похожим на устойчивую домашнюю крепость. Но есть ли последствия у эдакого внутреннего развития, выбранной аскезы и личной психотерапии? Ведь вместе с демонами уходят и ангелы…

Статья посвящена индивидуальному опыту прохождения личной психотерапии. Прохождение 50-ти — 60-ти часов личной психотерапии являются обязательными для всех студентов, мечтающих стать на психотерапевтическую стезю гештальт-терапевта и проходящих обучение по программам Московского гештальт института.

Бессмысленно сталкивать человека с ценностями, которые выглядят просто как форма самовыражения. Хуже всего, что это может заставить человека не видеть в ценностях «ничего, кроме защитных механизмов, реактивных образований или рационализации своих инстинктивных влечений»… В.Франкл

 

Автор: Вероника ТВЕРИЦКАЯ (психолог, гештальт-терапевт МГИ, Москва)

 

Приблизительно через год после окончания собственной личной терапии, привыкнув к изменениям, которые она принесла в мою жизнь, я ощутила острое желание их как-то осмыслить. Однако, мемуар как-то незаметно перерос свои первоначальные скромные задачи, приведя к некоторым широким обобщениям и практическим предложениям (скорее похожим на предостережения) в области личной терапии.

Сразу поясню, откуда взялась энергия для написания этой статьи. Это, несомненно, злость и обида. О таких последствиях надо было предупреждать! Я нигде не читала и не слышала о побочных эффектах терапии, то бишь о том, чем придется заплатить за отсутствие невротических конфликтов[i]. Упоминалось максимум о том, что многие разводятся, но, будучи и так в разводе, я и не подумала насторожиться! Ведь о позитивных эффектах написаны тома, и все, в сущности, правда (поэтому не стану повторяться), а о негативных – пара строчек у Маслоу: «в нашей культуре психологическое здоровье – удел избранных, а значит, они, эти избранные, неизбежно одиноки…» («Мотивация и личность»).

«в нашей культуре психологическое здоровье – удел избранных, а значит, они, эти избранные, неизбежно одиноки…» (А.Маслоу «Мотивация и личность»).

Среди прочих источников вдохновения хочу выделить книгу Елены Улыбиной «Страх и смерть желания» и «Детство и общество» Эриксона.

Итак, верная феноменологическому подходу, сначала попытаюсь перечислить результаты и побочные эффекты – предельно конкретно, так, как они представлены моему сознанию.

Главные события в терапии разворачивались вокруг выяснения отношений с родителями и полученными от них интроектами[ii]. В результате интроекты частично выброшены за ненадобностью, частично пережеваны, переосмыслены и усвоены. А родители стали тем, что они и есть – несовершенными человеческими существами, совершившими кучу ошибок при моем воспитании, но, тем не менее, любимыми и заслуживающими прощения и благодарности. И еще – реальными, изменяющимися и (внимание!) доступными контакту. А я, залатав дыры в Самости, могу теперь сама себя и судить, и прощать, и утешать, и родительскую фигуру, если надо, на некоторое нужное мне время выбирать. Причем не какую попало. Говоря словами Перлза, я таки стала собственным родителем. Жить стало лучше, жить стало веселей.

А теперь – про побочные эффекты. Обобщая, это можно назвать проблемами взаимоотношений с культурой и ее продуктами – Маслоу называл это «отстраненностью от культуры». Затронуты все аспекты – социализация вообще, отношения с авторитетами и разного рода общностями, восприятие продуктов и элементов культуры. В результате совершенно меняется способ времяпрепровождения, причем меняется в сторону, мягко говоря, не вознаграждаемую в нашем обществе, и ниша, которую я вынуждена занимать, вполне маргинальна. Я реально плохо адаптирована в данной конкретной культуре, устройство которой далеко от идеального и разумного.

А теперь подробнее.

Произведения искусства практически перестали цеплять за «живое» (т.е. за незавершенные гештальты) и вызывать сильные чувства. «Двойные послания» читаются, психопатология бросается в глаза – интрига и загадка безнадежно разрушены. Тяга к продуктам чужого творчества угасла вместе с тягой к навязчивому повторению травмирующих ситуаций и отношений, так что у меня есть веские основания полагать, что они росли из одного корня. Фильмы и спектакли, посвященные превратностям человеческих отношений, стали выглядеть в лучшем случае как клинические иллюстрации, более или менее удачные и правдоподобные. В результате процесс приобщения к культуре, раньше вызывавший массу разнообразных эмоций и занимавший время и внимание, стал весьма прерывистым и опасливым.

Практически все вызывает такое раздражение и сожаление о потерянном времени, что я почти перестала что-нибудь смотреть и слушать! Отпал огромадный повод для общения – я больше не культурный человек, со мной трудно что-нибудь обсуждать. Во всем норовлю искать смысл и переходить на личности, но об этом ниже. Или привлекает совсем уж чистая эстетика — красивые пейзажи, композиции, люди… То, чем можно наслаждаться в процессе одинокого созерцания.

Второе – это, конечно, праздники. Раньше такие долгожданные и прекрасные, потому что на них все не как всегда, они совершенно потускнели. Похоже, что праздничная атмосфера и ожидание чуда создавались ценой повседневной неудовлетворенности и депривации. Бытовые последствия: «выпадаю» из празднично-приподнято настроенных компаний и перестала устраивать праздники сама. Картина опьянения, и та изменилась! Приятная истома да сонливость, а где то возбуждение, которое раньше долго накапливалось за внутренними барьерами ?! Где способность плясать ночь напролет и искрометный энтузиазм от присутствия мужчин?

Улыбина пишет по этому поводу: «Для временной разрядки напряжения (человек) использует специальные принятые в культуре замещающие действия, лояльные к инстинктам, позволяющие им проявляться более или менее свободно. Ими, в частности, могут быть разного рода празднества, бывшие сатурналии и карнавалы, во время которых отменяется сдерживающее действие законов и допускаются всякие бесчинства и излишества, имеющие более или менее символический характер. Но самые разнузданные карнавалы и сатурналии могут существовать только при наличии закона, при отсутствии узды разнузданность теряет смысл».

Третий аспект: похоже, что понизилась сексуальность (Сейчас я не имею в виду того факта, что демонстрация сексуальности перестала служить целям самоутверждения). Парадокс? Оказалось, что заметная часть всегдашнего возбуждения питалась восторгом переноса и тревогой из-за незаслуженности такого счастья. И еще – тоской по простой телесной близости, ласке и уюту. Первое и второе ушло, третье стало осознаваться как таковое и удовлетворяться в разных, не только сексуальных отношениях. Похоже, что этот новый уровень – натуральный природный. А где же так бодрившая меня «озабоченность»?

Появилась способность к близким отношениям, но попутно умер романтизм. Чего тут сублимировать и выражать косвенно, если я осознаю, что сейчас хочу материнской заботы и участия, а сейчас – секса, а теперь – покоя и одиночества, и умею об этом попросить? Творческое самовыражение, соответственно, решительно иссякло. Использование метафор и намеков – минимальное. Чего темнить, когда все ясно?

«Сублимация служит энергетической основой культуры: нет подавления – нет напряжения – нечего сублимировать и не на чем развиваться» (Улыбина).

Хотя вкус и любовь к красоте остались, направлены они на аспекты исключительно прикладные и материальные. Не понимаю я больше чистого искусства! Каждая вещь должна иметь утилитарное назначение или быть природой, то есть жить своей жизнью.

То же ожидается и от человеческих отношений – либо они деловые и служат какой-то цели (здесь все стало проще), либо от партнера ожидается, что он живет своей жизнью, которой в целом доволен. Круг друзей крайне сузился. Воспитывать взрослых, пытаться их исправить или манипулировать ими в личной жизни стало категорически неинтересно.

Соответственно, очень обострилась реакция на чужую манипуляцию. Раздражают и очень заметны любые претензии на мои ресурсы – от рекламы до попыток навязать комплементарную роль в общении. Отзываюсь только на искреннее самовыражение и прямые «авторизованные» послания (чего хочешь от меня – точно, просто и конкретно, без намеков), во всех остальных случаях мгновенно начинаю скучать. Так что я перестала быть милым в общении человеком. Светская жизнь невозможна в принципе, всякая ерунда вроде светских условностей пропускается мимо ушей, а в моем исполнении невообразима вообще. Ритуалы совершенно обессмыслились и ничего, кроме изжоги, не вызывают.

Следующая большая область изменений – это отношения с самыми разными авторитетами. Раньше это была зона формирования позитивных и негативных родительских переносов – область сильных чувств, от сильнейшей влюбленности, восхищения и энтузиазма до обиды, ненависти и решения бороться до конца. Ну, и где это все теперь?

Сначала появилось (вдруг!) очень приятное чувство собственной полноценности и равенства со всеми окружающими, включая симпатичных и авторитетных людей. Я больше не сомневалась в том, что достойна их внимания. А потом обнаружилось, что я больше не влюбляюсь в учителей, артистов и политиков, никому не готова безоглядно доверяться, и ничей портрет мне не хочется вешать на стенку. Ушел целый пласт весьма энергетически насыщенной жизни, которому я обязана большей частью своего образования. Если бы не желание выпендриться, быть замеченной и оцененной «псевдородителями» (последствия нарциссической травмы), ни за что бы не стала так выкладываться!!!

…я больше не влюбляюсь в учителей, артистов и политиков, никому не готова безоглядно доверяться, и ничей портрет мне не хочется вешать на стенку

Снизилась продуктивность. Стремление гарантировать себе признание и принятие, существовавшее в рамках «синдрома самозванца» и подпитывавшееся энергией от страха разоблачения, куда-то делось. Я знаю, что достаточно хороша и привлекательна сама по себе, и свершенное мной, скорее всего, будет признано авторитетными для меня людьми. Как только оно созреет. Будет что выразить – выражу, если реакция будет неожиданной – тем интереснее, негативной – разберемся, проясним, ничего страшного. В общем, похоже, я никогда не напишу кандидатской диссертации… Причем это не апатия или лень. Когда задача поставлена, энергии для ее достижения собирается больше, чем в «допсихотерапийную эру», и фокусируется она легче и эффективнее. Но задача должна быть или достойной, или очень конкретной. А «быть культурным человеком» и все такое прочее оказалось ни к чему.

Еще эффект — забывчивость. Стала натурально забывать перезвонить, причем вполне симпатичным людям. Раньше в голове роилось несметное количество заметок обо всех прошедших и предстоящих событиях, причем без всяких усилий и намерения все это помнить… Теперь помню и узнаю лица (пока?), а имена – забываю, даты – пропускаю, и могу не знать, какой сегодня день и какое число. Похоже на возрастные изменения, однако, в том, что касается интересующих меня лично вещей, все по-прежнему помнится. Кажется, это побочный эффект потери желания всем нравиться и быть незаменимой.

Пропало и желание помогать. Вдруг обнаружилось, что одни люди нуждаются в помощи, а другие – нет, только некоторым из первых нужно что-то от меня, и вовсе не всем, кто этого просит, я готова помочь. Только тем, кто помогает себе сам, или уж объективно к этому неспособен по возрасту или состоянию здоровья. Вмешиваться в жизнь здоровых и полноценных людей, которые просто не прочь переложить на кого-нибудь труд и ответственность, совершенно не хочется. А ведь было любимейшим занятием и основой ощущения своей ценности! («А ты опять по своему обыкновению кормишь грудью какого-то мужчину?» — Хренушки, больше не кормлю).

Еще совершенно утерялось национальное, классовое и прочее групповое самосознание. Лояльность осталась в виде либо персонального доверия и симпатии, либо выполнения договорных обязательств. Идентификации стали произвольны и обратимы, за кого я буду «болеть», определяется контекстом ситуации и моими интересами и возможностями, а вовсе не формальной принадлежностью. Члены прочих групп перестали априори казаться противниками и вообще гадами. Больше не действуют никакие техники искусственного воодушевления; для рекламы, идеологии и агитации я – конченный человек. Как пишет Улыбина, «идеология, механизмы действия которой полностью понятны субъекту, перестает действовать. Сближение того, почему человек что-то делает, с тем, как он это объясняет, лишает объект желания притягательности».

Еще интересный эффект — индивидуализация всего, с кем (или с чем) возникли личные отношения – противоположность рыночной ориентации. В круг индивидуально значимых объектов попали квартира, машина и многие другие любимые вещи, и теперь их крайне затруднительно поменять или выбросить – они как друзья или члены семьи. С другой стороны, я и себя перестала видеть в терминах товара, и больше не стремлюсь набирать «товарные очки» — нужные строчки в резюме, бумажки-корочки и прочее. Таким образом, в результате отказа быть хорошим товаром в глазах общества, я становлюсь товаром никудышным и неликвидным. Оно же не собирается вступать со мной в личные отношения. А роль винтика в механизме, цели которого не совпадают с моими, мне решительно претит, и это заметно. А моих целей ни одна платежеспособная организация перед собой не ставит! Слава Богу, нашелся мужчина, которого греют мои цели в масштабах отдельно взятой семьи…

В общем, клиническая картина напоминает отвыкание от стимуляторов. Некоторая невротичность и подчинение интроективным понуканиям (супер-Эго) держали в постоянно «взвинченном» состоянии повышенного тонуса, иногда выступающего в виде тревожности. Обычно это случалось при невозможности суеты и поступательного движения к новым достижениям. Теперь тревоги много меньше, как и тонуса, и деятельности… Сплю зато хорошо.

Попытаюсь теперь резюмировать и интерпретировать сказанное, взяв за основу схему из книжки Улыбиной. Площадь треугольника – пространство индивидуального сознания – создается равновесием взаимного притяжения и отталкивания составляющих личности – Я, Сверх-Я и Оно. Между отдельными элементами треугольника существует взаимодействие, обеспечивающее контакт, и одновременно действуют силы, поддерживающие расстояние между ними. Осуществляемое в карнавале движение от официальной культуры к неофициальной, от требований Сверх-Я к Оно представляет собой одну прямую линию. Это движение осуществляется в процессе карнавализации, описанном Бахтиным. Две другие стороны треугольника образованы движением от Оно и от Сверх-Я к Я, и соответствуют процессам психоанализа, включающим в себя урегулирование отношений не только с импульсами (влечениями), но и с запретами. Дистанция обеспечивается рефлексией импульсов Оно и требований Сверх-Я, сохранением известной отстраненности по отношению к законам культуры и природным импульсам. В случае потери или уменьшения этой отстраненности ее обеспечивают (восстанавливают) процессы карнавала и психоанализа, обеспечивая движение в обе стороны – между уровнем знаков и действий, индивида и массы, культуры и природы.

К теоретической части психологии…

Сверх-Я Я

значение смысл

официальная Личность

культура

Оно, чувственная ткань, народная смеховая культура

В терминах Лакана этим полюсам соответствуют смысл, значение и чувственная ткань восприятия, а в пространстве культуры – личность, официальная культура и народная культура (смеховая по Бахтину).

Если вспомнить, что происходило с грозным и неумолимым Сверх-Я в процессе терапии, то сначала оно обрело черты своего первоисточника (Отца), потом было вызвано на серьезный разговор (на двух стульях), то есть было вовлечено в отношения, а потом признало неправомерность своих притязаний и извинилось за все, что натворило. Налицо утрата репрессивной функции супер-Эго, вам не кажется?

Сам процесс терапии, как и симптомы конечного состояния, говорят о том, что произошло присвоение, усмирение и одомашнивание Сверх-Я, а именно его карающей, контролирующей и «цивилизующей» составляющей (Я-идеал вроде бы на месте).

Соответственно, утеряны все связи и сродство с официальной культурой, а также общие для всех, конвенциональные значения. Они потеряли свойство внятности, узнаваемости и объективности, превратившись лишь в «знаемые», говоря словами Леонтьева. И действительно, общение в жизни, как и в терапии, стало немыслимо без выяснения, что каждое из понятий значит персонально для тебя, какой смысл имеет для тебя то или иное событие, и без очевидного допущения, что эти значения и смыслы у каждого из участников разговора свои. А это совершенно убивает пустой треп! Каждый разговор становится вдумчивым и ответственным обменом чем-то личным. Вспомним, чему нас учили – внимание клиента обращается к чувственной ткани, а затем к личным смыслам. Речи, которые он произносит от «персоны» (составленные из сплошных значений), лучше прерывать, в содержание не вдаваться.

Итак, резюмируем: субъект, покончивший с основными невротическими заморочками – это человек отчужденный от культуры и традиций, отдельный от своего окружения, не способный к пустому времяпрепровождению и легкому общению, не стремящийся к общественному признанию, имеющий свои понятия о том, что в обществе считается несомненным и общеобязательным, отказывающийся манипулировать и не поддающийся чужим манипуляциям, терпимый к различиям, несуетный пофигист, знающий то, о чем не говорят, несклонный к компромиссам в принципиальных вопросах, видящий суть и не дающий себя заморочить всякой шелухой. Однако, вполне решительно и жестко защищающий свои границы. Фигура совершенно маргинальная, согласитесь. И в патриархальном, и в рыночном обществе. Более всего соответствует образу мудрого старца, знающегося с потусторонними силами, живущего на окраине, к которому обращаются, если уж совсем припекло – болезнь, неразрешимый конфликт или стихийное бедствие, а в остальное время опасливо обходят подальше. Или что-то вроде Бабы-Яги: Дело, мол, пытаешь, али от дела лытаешь?!

Еще несколько цитат из Маслоу, все про самоактуализирующуюся личность:

«Если та или иная условность становится обременительной, предъявляет права на его силы или время, он сбросит с себя маску приличий… и мы со всей очевидностью обнаружим, насколько поверхностна была его конвенциональность».

«Эти люди не находят для себя возможным пожертвовать удовольствиями, дарованными им жизнью, во имя абстрактных идей и гипотетических благ».

Такую ли цель ставит перед собой психоанализ, чью терминологию я использую? В странах, где к психоанализу прибегает чуть ли не половина населения, повальной маргинализации вроде бы не замечено – наоборот, американцы известны своей решимостью «не отставать от Джонсов», патриотизмом и твердым знанием о том, что хорошо, а что плохо. И масштабами производства разнообразной шелухи, разумеется. Классики пишут: «Единственной целью психоанализа является увеличение относительной силы Эго по отношению к Супер-Эго, Ид и внешнему миру», «Разрядка Ид уменьшает давление инстинктов, и Эго оказывается на относительно более сильных позициях» (Гринсон, стр. 33), «Психоанализ – инструмент, дающий возможность Я добиваться поступательной победы над Ид» (Фрейд, «Я и Оно»), «в психоанализе основные усилия направлены на то, чтобы «усилить Я, сделать его более независимым от Сверх-Я, расширить сферу восприятия и укрупнить его организацию так, чтобы оно могло присвоить свежую порцию Оно. Где было Оно, там будет Я» (Фрейд, цит. по Гринсон Р.Р., «Техника и практика психоанализа»), «Наша цель – дать Эго возможность отказаться от его патогенных защит или найти более подходящие» (Фрейд . А., 1936, стр. 45-70), «Единственно надежным решением проблемы является достижение структурных изменений в Эго, которые позволят ему отказаться от защит или найти какую-нибудь другую защиту, допускающую адекватную разрядку инстинктов» (Фенихель, 1941, стр. 16).

Речь нигде не идет о том, чтобы Я распространилось и туда, где было Сверх-Я, или о том, чтобы избавиться от самой необходимости сдерживать и перенаправлять свои влечения. Супер-Эго просят подвинуться, делают менее жестоким и карающим, наконец, аналитик сам в некотором роде берет на себя его функции на время сессии, но даже в этом случае он не снисходит до равенства с пациентом и не демонстрирует ему свою человеческую суть. Сверх-Я, содержанием которого являются моральные нормы и идеалы, препятствующие свободной реализации инстинктивных импульсов, имеют для субъекта характер абсолютных предписаний. «Подчинение Закону… имеет смысл в той мере, «в какой оно непостижимо и не поддается пониманию; в той мере, в какой оно сохраняет «травматический», «иррациональный» характер: вовсе не скрывая своего полного всевластия; Этот травматический неинтегрируемый характер Закона является его позитивным условием» (Жижек, 1999, с.45). Согласно поэтическому выражению Фрейда, «в возникновении Сверх-Я мы имеем пример того, как настоящее превращается в прошлое…» (Фрейд, 1998, с. 132). А с тем, что превращается в прошлое, сделать уже ничего нельзя.» (Улыбина).

Похоже, что гештальт-терапия нащупала способ быстро и окончательно разделываться с невротическим конфликтом, возрождая в настоящем времени то, что превратилось в прошлое, и лишая Супер-Эго его безусловного авторитета. В результате человек научается удовлетворять свои потребности – в отличие от предметов «смещенных» желаний, их объекты оказываются вполне доступными (если ты не на войне и не в тюрьме), и контакт-то с ними происходит, и удовлетворение неизбежно! Это похоже на победу над «невежественными желаниями» и соскакивание с «колеса Сансары». Остается только погрузиться в нирвану (превращение треугольника в отрезок Я-Оно) или обрести Миссию, что позволит сохранить гармоничную форму. Однако, если «соскакивание» произошло преждевременно, и Миссия не созрела, а ценности достаточно «близки к телу» (возрастная норма!!!), фигура выглядит следующим неприглядным образом:

Я

Личные смыслы

ценности,

привычки

Оно

чувственная ткань

Площадь фигуры становится заметно меньше, и неизвестно (мне), какими способами ее можно увеличить. Грустное зрелище… Духовный выкидыш…

Хочется привести несколько цитат на рассматриваемую тему:

«Именно либидо обеспечивает сцепление со средой и является носителем опыта за счет возможности приобретать символические черты. Через либидо индивид прорастает в социальную среду и закрепляет дискурс в индивидуальной психике (Улыбина)».

«У самого Фрейда сексуальное не совпадает с генитальным… либидо – не инстинкт… оно – общая способность психофизического субъекта, позволяющая ему согласовываться с различными средами, самоопределяться посредством опытов, усваивать структуры поведения.» (Мерло-Понти, 1999, с. 210). Значит, удовлетворенность и недостаток свободного либидо губительно для вышеупомянутой способности?

«Непреобразованные (изначальные, «несублимированные») способы удовлетворения потребностей могут проснуться в человеке, но для этого его «нужно поставить в нечеловеческие условия. Он же при этом расчеловечивается, он на какое-то мгновение перестает быть человеком» (Леонтьев А.Н., 2000, с. 425). Собственно человеческое в человеческой психике прямо связано с преобразованной формой удовлетворения потребностей и самими преобразованными потребностями» (Улыбина).

«Если импульс напрямую воплощается в жизнь, это приятно, но результатом являются регресс, возвращение на более низкий уровень психического развития и разрушение человеческой психики. Потеря сублимации – это потеря культуры как сложных форм опосредствования, замещающих, опосредующих примитивные способы реализации желаний» (Е. Улыбина).

«Желание, импульс бессознательного, может быть реализован напрямую или сублимирован, выражен символически, в виде замещающей деятельности, усложняющей жизнь, личность и культуру», «в развитии человечества чувственность постепенно пересиливается духовностью, и люди от каждого такого шага вперед ощущают гордость и подъем» (Фрейд, 1922).

«Мы начинаем понимать, что ранние попытки сдерживания сексуального инстинкта, такое выраженное предпочтение молодым Я внешнего мира внутреннему, вызванное запретом инфантильной сексуальности, не может не оказывать воздействия на последующую готовность индивида к культуре» (Фрейд, 1998, с. 125-126).

«Кажется даже, что сотворение огромного человеческого сообщества достигается тем успешнее, чем меньше заботы о счастье индивида» (Фрейд, 1992, с. 130)

«Прогресс духовности заключается в том, что за счет прямых чувственных восприятий делается выбор в пользу так называемых высших интеллектуальных процессов, а именно воспоминаний, рассуждений, умозаключений» (Фрейд, 1992, с. 238). И онто- и филогенетическое развитие связаны, как отмечает Фрейд, с принижением роли чувственного восприятия (непосредственного) в пользу некоего абстрактного представления.

«Наша культура построена за счет сексуальных влечений, которые сдерживаются обществом, частично вытесняются, а частично используются для новых целей…» (Фрейд, 1989а, с. 368).

Интересную аналогию ситуации прямого удовлетворения (со всеми катастрофическими предостережениями, разумеется) я обнаружила в книге «Страх и смерть желания». Там подобная конфигурация описана как последствие инцеста. «Инцест утверждает господство соблазна, отменяя закон и действие Сверх-Я субъекта… Устраняется закон, как регулирующий отношения между природой и культурой с опорой на авторитет Другого, находящегося всегда вне отношений». «Семья выпадает из системы социального обмена… У культуры резко уменьшается шанс стать элементом личности ребенка». Если дело произошло в детстве, треугольник вообще стягивается в точку.

И хотя мы не дети, что-то в этом есть. Кстати, как известно, Супер-Эго ребенка формируется по образцу не собственно родителя, а родительского Супер-Эго. И как мне теперь воспитывать собственного ребенка? Если у меня, взрослого невротика, место Супер-Эго заняло вполне развитое Эго, то у моего ребенка Супер-Эго имеет шанс вообще не сформироваться, или остаться ущербным и более слабым, чем Ид? Неужели психопатия — и никаких вариантов?

Вопрос второй: насколько экологичны учебные программы Гештальт-Института, включающие в себя 60 и более часов личной терапии (цифра имеет тенденцию к росту!) без учета уровня функционирования клиента?

Безусловно, есть ситуации, когда полезность вмешательства не подлежит сомнению – пограничные расстройства, острые кризисные состояния и тяжелые травмы, когда человеку буквально нечего терять. Однако, вполне стабильным невротикам состояние до терапии, учитывая реалии их семейного и общественного положения, вполне может быть более желанным, чем после. Беда в том, что процесс осознания необратим, и вернуться будет нельзя.

Система воспитания детей, сложившаяся в обществе, имеет целью воспроизводство образа жизни, культуры и ценностей этого общества. И «хорошие девочки» и «хорошие мальчики», попадающие в учебные группы (в большинстве своем вполне сносно функционирующие невротики), несут в себе совсем не случайные внутренние конфликты, а именно те, которые позволили и позволяют им занимать свое место в собственной семье и в обществе. Разрешение таких внутренних конфликтов, делая будущего терапевта более профпригодным, в качестве побочного эффекта вырывает его из привычных систем поддержки и идентификации, формируя вполне маргинальную идентичность. Более того, эта новая идентичность имеет радикально меньше «цепляющих элементов», так что это не модернизированная шестеренка в общественном механизме, которая найдет себе другое (лучшее) место, а нечто вообще другое — скажем, голубая пирамидка (как у Брэдбери, помните?). С одной стороны, это замечательно – человек стал в полной мере собой, но, с другой стороны, возможно, он собирался и дальше жить в этом социуме и в этой семье… Конечно, голубая пирамидка – это прикольно, но о такой радикальной трансформации, по-моему, следует честно предупреждать.

В известных мне устоявшихся восточных системах уход в духовный поиск приличествовал человеку, прошедшему и завершившему предыдущие этапы жизни – образно говоря, построившему дом, вырастившему сына и посадившему дерево. В Китае подходящим для этого возрастом были, помнится, 60 лет. Получается, что психотерапия может ударными темпами «состарить» и «угомонить» человека до того, как он даже приступит к исполнению таких жизненных задач, лишая его энергии для приобретения разнообразного жизненного опыта (в том числе и «набивания шишек»). А как же это: «Блажен, кто смолоду был молод, блажен, кто вовремя созрел…»? Не много ли на себя берем, господа?

После собственной успешной терапии у меня родилось подозрение, что есть некий предел, на котором стоит остановиться. А остановившись, получить правдивую информацию о том, что будет дальше, и на ее основании сделать ответственный выбор. А дальше к двум группам людей – решивших «оно мне НАДО» (условно «монахам») и «оно мне НЕ НАДО» (условно «священникам») – по-моему, нужен совершенно разный подход. И если вторая группа может быть лишь «гештальт-консультантами», то и слава Богу — это не должно быть позорным клеймом «недоделанного терапевта». Это человек, решивший остаться в миру, потому что у него есть для этого основания в виде жизненных планов и социальных обязательств. Следует понимать, что статус терапевта – здорового до такой степени, что даже негативный перенос его не берет — не следующая ступенька на лестнице социального успеха, а переход на совсем другую стремянку. Все будет не так же, только лучше, а совсем по-другому.

В общем, основной мой тезис состоит в том, что человек, «подписывающийся» на психотерапию, имеет право точно знать, как выглядит успешный результат этого мероприятия. И ответственность осведомленных людей – ему об этом сообщить. Возможно, не сразу, а в этой самой «точке остановки» после некоторого количества обязательных часов. Почему бы не позволить выбору образа жизни быть осознанным, информированным и ответственным?

Может быть, нужны меры по регулированию количества психотерапевтов, жесткий отбор в эту касту, подобный аналогичной процедуре при пострижении в монахи? Обряд перехода, посвящения с отречением от благ мира сего? И вообще, сколько их нужно, этих старичков-лесовичков и старух-ведуний, на сто тысяч населения? Что говорит об этом антропология? Наверняка намного меньше, чем обученных некоторым практическим приемам и методам людей, способных успешно функционировать в бизнесе, образовании и социальной сфере.

Кстати, о старцах. Pacific Institute объявил набор в пятилетнюю программу обучения старчеству. Да, так и называется. Вот выдержки из их программы: «Старец… слушает, понимает, не-знает, задает вопросы и доверяет Дао. Таким образом, старцы поддерживают целостность сообщества, создавая пространство для различных, часто противоположных, точек зрения…» Ну, по крайней мере понимают, что делают. А вот дальше: «Старчество как таковое – это временное состояние ума, которое каждый из нас, включая детей, периодически переживает. Важно, что такой позиции мы можем научиться и применять ее, будь мы в возрасте 10 или 100 лет». А тут у меня большие сомнения. Достижимо ли такое состояние на время?

.

 

---